Ученики, приехавшие из России, не хотят учить казахский язык потому что своё пребывание в Казахстане они считают временным. Тем временем, все больше учителей не хотят участвовать в том, чтобы обеспечить спущенные сверху «нормативы» во время предстоящих президентских выборов.

В школы Алматы в новом учебном году пришло немало детей из России.

– За всех школы не отвечаю, но в нашей есть дети из Минска, Санкт-Петербурга и Москвы, – рассказывает учительница алматинской гимназии. – В мой 6 класс пришли четверо новеньких. Все наши дети изучали государственный язык с 1 класса, и у них уже выработаны навыки правописания, чтения, знание специфических звуков казахского языка, они умеют применять падежные окончания, и мы проходим с ними положенные по программе темы. С новенькими приходится работать по «Кун шуак» – учебнику казахского языка для детского сада. По детям видно сразу – какие разговоры в семье ведутся и как там относятся к стране пребывания. Те, кому дома дали установку – учить язык, старательно записывают каждое слово, часто задают вопросы. И наоборот – примерно у половины прибывших в Казахстан детей чувствуется отторжение и страны, и её языка на физическом уровне. Ведут себя высокомерно, выражаются часто нецензурно…

С первых минут общения эти юные россияне дают понять, что они у нас временно, следовательно, отношение к предмету – как к необязательному. Спрашиваю, например: «Почему не готов к уроку? Где тетрадь?» Ответ: «Не понимаю я этот ваш язык и учить его не буду, скоро мы уедем отсюда». Из дальнейших расспросов выясняется, что они потомки тех, кто некогда уехал из Казахстана, а теперь они вернулись, чтобы переждать бурю. Что мы делаем в таких случаях? А ничего не делаем, потому что наша администрация как огня боится звонков от родителей, а тут есть удобный повод поднять вопрос русофобии.

Кто виноват

Причину такого отношения к государственному языку («ниже плинтуса») учительница видит в следующем:

– Рыба гниет с головы. Как бы мы ни кричали о необходимости знать государственный язык, парламентарии в большинстве своём говорят на русском. Президент, если и говорит на казахском, то с большим трудом, очень неуверенно, по бумажке.

Сейчас близятся выборы и если, как всегда, нас вынудят под страхом увольнения пойти на них, то я проголосую против всех. Но, если вдруг там будет стоять фамилия Назарбаева, то отдам свой голос за него. Это – честно. Отвечу – почему. Мне Елбасы нравится тем, что прекрасно доносит свою мысль на родном языке и в то же время в совершенстве владеет русским. Только за это его можно уважать.

Кстати, что касается выборов. Все знают, что на избирательных участках сидят учителя, мы все члены избиркомов, хотя по бумаге числимся кто водителем, кто продавцом и даже временно не работающими домохозяйками. Наблюдатели тоже из наших, хотя выдают себя за членов независимых молодежных организаций.

В этом году я отказалась работать в избирательной комиссии, не хочется мне больше врать и заниматься фальсификацией. Нет, мы все голоса изначально подсчитывали честно, но потом звонок сверху – обеспечить такой-то процент, и приходилось переправлять протокол. Попробуй не сделай нужную цифру! Эта машина никого ведь не жалеет, а я мелкая сошка, которую можно стереть в порошок одним движением ноги.

Сократили до минимума

Возвращаясь к вопросам, связанным со школой, вернее – с государственным языком, учительница сообщила, что года три года назад его убрали из итоговой аттестации за 9 класс, из ЕНТ – тоже.

– То есть за баллы, зубря язык, бороться больше не нужно. Я не знаю, кто до этого додумался – сократить часы государственного языка в школах, но если раньше были два самостоятельных предмета – казак тiлi и казак адебиетi, то теперь их объединили и сделали один учебник – «Казак тiлiмен адебiтиетi» – «Казахский язык и литература». И теперь не знаешь, за что браться. Лексические темы разные – то экология, то строение земли, а литературы в объединенных учебниках почти нет. В лучшем случае – коротенькие стишки или фрагменты из прозы. Например, диалоги из романа «Караганда» Габидена Мустафина. Но при этом с первых чисел сентября на нас, учителей казахского, начинают давить: отправляйте детей на магжановские чтения, на абаевские, Ильяса Джансугурова…

На НКТ – национальном квалификационном тесте – тоже все вопросы основаны на литературе. Когда я его сдавала в 2020 году, то пришлось искать учебники до 2019 года выпуска, начиная с 5 класса. А их нет – как только изъяли из программы, школы сдали учебники в макулатуру. Нашла с трудом через завхоза. Эта умная женщина сохранила по три экземпляра за каждый класс. Кстати, изъятые учебники были составлены грамотно – по периодам, начиная с устного народного творчества и до сегодняшнего дня. А на НКТ требуют знания произведений, к примеру, Бухар-жырау, их сейчас в программе нет, однако под вопросом стоит сноска-подсказка со ссылкой на неиспользуемый учебник.

Учителя, сдававшие НКТ до меня, едва не плакали, не зная, к чему и как готовиться. В Телеграмм-канале нашли платный чат «Аттестация педагогов», где, предложив зарегистрироваться за деньги, пообещали рассекретить вопросы НКТ. Увы! Там были совсем другие вопросы.

Часы, отведенные на изучение объединенных уроков по казахскому языку и литературе, тоже сократили – было 5 часов в неделю, сейчас всего три. Нам сказали, что программа изменилась за счёт увеличения часов по математике и английскому языку. Однако русский язык с 5 по 8 класс преподается три раза в неделю, плюс два часа литературы, с 9 по 11 классы – два русского языка и две литературы. Мы, алматинские учителя казахского языка, писали министру образования Асхату Аймагамбетову об этом. Не сказав ничего про увеличение часов казахского языка и литературы, он пообещал, что с 2024 года снова будет раздельное обучение по этим предметам.

«Кривой» русский язык

– Мне сейчас очень не хочется ходить на наши педсоветы, – призналась учительница. – У нас 97% учителей – казахи, но при этом любой наш сбор проходит на «кривом» русском языке, хотя наша директор тоже казаховед. Откуда такое раболепие? Ведь ни одного документа, обязывающего вести планерки и совещания на русском языке, нет. Предполагаю, что это пережитки советской идеологии, когда всем вдалбливали, что русский этнос – старший брат, все другие народы – младшие. У нас это рабское мышление въелось в кровь. Наша директриса, к примеру, мало того, что маловнятно, вкривь и вкось ведёт совещания на русском, так ещё и апеллирует только к одному человеку – учительнице начальных классов, назовем её условно Анной Ивановной. Наблюдая, с каким пиететом и заискивающим тоном наша начальница с ней разговаривает, опытные и заслуженные предметники чувствуют себя униженными. Видя, как директриса мучается, подбирая русские слова, я спросила её однажды: «Неге казакша сойлемейсiз, барiмiз казак пыз гой?» Она горделиво ответила: «Ну, это же русская школа». Однако учителей, особенно казаховедов, отчитывает на казахском. На качественную ругань у неё, как шутят коллеги, словарного запаса на русском не хватает. Игнорируемые ею на общих собраниях педагоги, не успев зайти в актовый зал, тут же достают гаджеты и все 2,5 часа проводят наедине с ними.

К сожалению, она не одна такая. В конце августа в Алматы был большой скандал. Администрация казахстанско-российской гимназии №38 требовала от учеников ношения шевронов с изображением российского триколора. Один блогер поставил в соцсетях вопрос перед властями города: какова связь у школы, расположенной в центре Алматы, со страной-агрессором? Директор, свыше 10 лет возглавляющая эту школу, заявила, что форму утвердили до неё, и скандал быстро замяли.

Узун-кулак позже донес, что шеврон в той гимназии отменили.