35 лет назад в казахском кинематографе возник феномен, называемый «казахской новой волной». Появилась она благодаря тому, что два человека – режиссёр Сергей Соловьев и поэт Олжас Сулейменов — переживали не самые лучшие времена в жизни.

Неработающий механизм

Соловьеву, покрутив пальцем у виска, московское кинематографическое начальство дружно отказывало в съёмках «фундаментальной халтуры» под названием «Чужая белая и рябой», призванной резко выправить материальное положение режиссёра. У поэта-министра (Олжас Сулейменов тогда был председателем Государственного комитета Казахской ССР по кинематографии) дела обстояли ещё хуже: он жил в ожидании наказания.

««….Я оказался на одной из самых превосходных студий мира. С иголочки новенькая, сияющая, ещё пахнущая краской, павильоны — с сейфовыми дверями, как на атомных подводных лодках. Но самое необъяснимое, что эта фантастическая игрушечка оказалась практически пуста. Как будто рванули нейтронную бомбу, все умерли, трупы вынесли, и в девственной нетронутости осталась лишь превосходная кинематографическая материальная база, изначально предназначенная для производства киношедевров.….

… Олжас печалился:

— Моё положение как министра трагическое. Студия стоит сотни миллионов в валюте. Кунаев назначил меня сюда и сказал: «Если за четыре года не населишь студию хоть какими-нибудь людьми, ответишь по всей строгости». Не знаю, какие там будут кары, но люди действительно позарез нужны. Вот у вас там, на Высших режиссёрских курсах, учится один казах. Как он?

— Это мой студент, Талгат Теменов. Очень хороший парень, — радостно вспомнил я.

— Он сможет работать?

— Да.

— Боже мой, боже мой, — тюркский язычник Олжас от радости чуть ли не перекрестился. — Правда?

И тут же у Олжаса мелькнула шальная мысль:

— Слушай, здесь есть по-настоящему способные люди. Я это чувствую, просто физически ощущаю. Не мог бы ты набрать специальную мастерскую во ВГИКе? Казахскую. Спецнабор. Мы бы деньги под неё нашли…

Вопрос был решен тут же. Олжас был почти счастлив.

— Я им всем дам работу. Вот же студия стоит!» (отрывок из эссе «Азия» Сергея Соловьева, записанного Андреем Липковым).

Вот так начиналась казахская «новая волна». Среди режиссёров, набранных в мастерскую Соловьёва, кроме Талгата Теменова, уже учившегося у него, значились Серик Апрымов, Рашид Нугманов, Абай Карпыков, Ардак Амиркулов, Амир Каракулов, Мурат Альпиев. Все они не были обделены божьей искрой, но каждый пришел в кино по-своему.

Комплексы неполноценности

Теменов Теменов не стесняется признаться, что в режиссуру пришел отчасти потому, что в юности был зажат кучей комплексов. Не пользовался, например, успехом у девушек.

— Я стремился выделиться среди своих сверстников, потому что хотел понравиться девочкам, — вспоминает режиссёр. — Но я был на редкость некрасивый подросток: тощий, прыщавый, головастый, длиннорукий, волосы – ежиком, и не смуглый даже, а какой-то такой прокопченный… Получив очередной отказ на танцах, я мысленно бросал высокомерным девчонкам: «Я вам ещё докажу ху есть ху». Вслух, конечно, не осмеливался.

К 10 классу прочел всех классиков марксизма-ленинизма, Канта, Гегеля, философские трактаты аль-Фараби. Однажды наш школьный хор поехал выступать в Алма-Ату, а меня не взяли. Сказали, что голоса нет. Было обидно — моему самолюбию нанесли тяжелый удар. И когда я услышал, что в домбровом оркестре не хватает одного музыканта, за лето научился играть все известные мне кюи и на следующий год поехал на смотр талантов в столицу.

В кино Талгат пришел совершенно случайно. Не найдя себя в списках поступивших на философский факультет КазГУ, в горестных раздумьях вышел на улицу, вернее, навстречу своей судьбе. Погода была под стать его настроению – лил дождь.

— Здание философского факультета находилось рядом с консерваторией, рассказывает режиссёр. — И вот, проходя через его двор, я увидел под козырьком здания группу мальчиков и девочек. Среди них выделялась красивая девочка с длинной косой. Я, как бабочка на огонек, устремился к ней. Из оживленного разговора понял, что эти ребята пришли поступать на актёрский факультет.

Когда дождь закончился, завороженный, зашагал следом за ними. На вступительных экзаменах читал свои стихи. Правда, экзаменатору наврал, что их написал Таир Жароков. Так я поступил на актёрский факультет.

Потом, когда работал в труппе Талды-Курганского областного театра, заболел творчеством Василия Шукшина. Примеряя на себя его судьбу (А что? Я, такой же, как и он, пишущий актёр), был уверен: чтобы стать казахстанским Шукшиным, мне не хватает самой малости – кинообразования.

Отработав четыре года, приехал в Алма-Ату. Чтобы подготовиться во ВГИК, дни напролет просиживал в библиотеке – подгонял свой хромающий русский. А вечерами, чтобы прокормить семью (у меня уже рос маленький сынишка) и оплатить съемную квартиру, работал дворником в СМУ-15. Опыт по этой части у меня был богатый: в студенческие годы работал в школе сторожем и дворником. Кстати, однажды я спас школу от пожара. В тот вечер ко мне пришли друзья со своими подружками. И вот, разгуливая по пустой школе, какая-то парочка учуяла дым. Оказалось, в кабинете труда забыли выключить электроплитку. Начинавшийся пожар я потушил до приезда директора школы и завхоза, за что был удостоен благодарности и премию в размере оклада – 60 рублей.

Когда я поступил во ВГИК на курс Сергея Соловьева, мастер находился в Колумбии на съёмках фильма «Избранные». Перед отъездом ему передали работы его подопечных. Наши зарисовки он читал в самолёте. Выделил нескольких студентов, среди них был и я.

Первое занятие по режиссёрскому мастерству мэтр провел … в бане возле Рижского вокзала: через секретаршу деканата велел мне и ещё нескольким ребятам с курса – Александру Морозу из Белоруссии, Йозефу Адамовичу из Чехословакии, Амону Джумаеву из Туркмении — прийти туда. Поначалу мы были немного скованны, но, освоившись после рюмки водки, поняли, что наш мастер – настоящая творческая личность.

Рыдали все

О том, как Талгат поступал во ВГИК, рассказывает кинодраматург Зауреш Ергалиева:

— У старого советского времени при всех его минусах были и плюсы. Например, во ВГИК принимали по определенной разнарядке представителей всех республик. На «Казахфильме» существовала сценарная мастерская. Его целью была подготовка десанта для поступления на «блатные», выделенные Казахстану места. Я вела в этой мастерской драматургию. Больше всего мне запомнился эпизод с поступлением во ВГИК Талгата Теменова. Однажды в сценарную мастерскую пришел смуглый-смуглый юноша. Он с ходу заявил: «На режиссёра буду поступать». Я спрашиваю у него: «А о чём ты будешь рассказывать нам сегодня?» -«Про мальчика».

И тут произошла метаморфоза. Это была какая-то мистика! Мы, члены сценарной мастерской, видели перед собой не рослого плечистого парня, а крохотного мальчонку. Он поведал нам, что живёт в далеком колхозе. Однажды, когда мама собралась ехать в город, малыш попросил её привезти конфеты и сандалики.

Дальше голос у рассказчика задрожал: «А мама … мама не вернулась — она умерла». Свой рассказ смуглый юноша закончил душераздирающей фразой: «А мальчик ждёт конфеты и сандалики, но больше всего маму, а она не придёт уже никогда».

Вместе с ним рыдали все, кто находился рядом, Сквозь слезы, я спросила у парня: «Как тебя зовут?».

«Талгат Теменов», — ответил он, заливаясь слезами.

И мы тут же написали ему самую лучшую характеристику. Потом я спросила у него: «На вступительных экзаменах в Москве рассказывал про мальчика с сандаликами?». «Да». «Все плакали?». «Все. Даже Никита Михалков». А я и не сомневалась: у Теменова талант – заражать своим настроением всех, кто рядом».

«Волчонок среди людей»

Как и многие казахские режиссёры с курса Сергея Соловьева Теменов начинал свою режиссёрскую карьеру в Москве.

— В минуты слабости думаю, если бы я остался там, моя кинематографическая судьба сложилась бы, возможно, по иному сценарию, — с ноткой лёгкого сожаления говорит он. — Я ведь был первым, кто начал работать на «Мосфильме».

Заметили меня после моей дипломной работы — короткометражного фильма «Торо», где рассказывалось о судьбе мальчика-футболиста. Через три часа после защиты, в семь вечера, я улетел на кинофестиваль «Молодость-86» в Киев. Там моя картина получила сразу три приза – за лучшую режиссуру, за лучший сценарий и за лучшую мужскую роль. Следом в Москве прошел конкурс фильмов молодых кинематографистов, который открылся моим фильмом. И я мгновенно стал знаменитым, о моей картине заговорили.

Я был уже в Алма-Ате, когда однажды на вахту общежития «Казахфильма» позвонили из приёмной Ролана Быкова (он в то время открыл на «Мосфильме» творческое объединение «Юность»). Когда меня с ним соединили, я от растерянности ляпнул:

— Здрасьте, Ролан Быкович.

— Антонович я, — поправили меня. — Мне Сережа Соловьев сказал, что у тебя есть интересная картина. Ты можешь показать мне её завтра?

— Во сколько? – спросил я.

— Ну-у … давай после обеда, — и… бросил трубку.

Всю ночь бегал в поисках денег на билет. В шесть утра из Алма-Аты вылетал самолёт в Москву. Я приехал в аэропорт в смутной надежде, что кто-то в последний момент не придёт на посадку. А там – толпа из таких желающих, как я. Я подошел в женщине, которая регистрировала билеты.

— Сегодня решается моя судьба, — сказал я ей. — Мой фильм хочет посмотреть сам Ролан Быков. Если не поможете, я упущу шанс стать настоящим режиссёром, и, может быть, с горя запью.

И – о, чудо! Она была знакома с творчеством Быкова. Я прилетел в Москву и помчался на «Мосфильм». В приёмной Быкова мне сказали, что он сейчас в подмосковном посёлке Болышево, где находится Дом творчества кинематографистов.

Голодный и холодный, волоча за собой дорожную сумку, я добрался до Дома кинематографистов. Там тепло, уютно, кругом одним знаменитости – Никита Михалков, Глеб Панфилов, Эльдар Рязанов, Элем Климов, Григорий Чухрай…

— Подожди пока, — бросил мне Быков, когда я нашел его.

И снова ушел заседать. А я, подсчитывая копейки, мечтал о стакане чая и крохотном пирожочке. Когда буфетчица, не обращая внимания на протянутую мелочь, ласково сказала: «Ешь, сколько хочешь, здесь все бесплатно», я чуть не умер от счастья..

Мою картину в тот вечер посмотрел не только Ролан – все другие кинематографисты. Их аплодисменты я до сих пор считаю самой лучшей кинематографической наградой для себя.

— Я хочу, чтобы ты у меня снимал кино, — услышал я от Быкова.

В Москву мы вернулись вместе. За рулем красных «жигулей» пятой модели он сидел сам.

Пока ехали, я поделился с ним переживаниями прошлой ночи.

— А ты откуда приехал? – спросил он.

Узнав, что из Алма-Аты, он покрутил пальцем у виска.

Так я оказался на Мосфильме, где снял «Волчонка среди людей» — свою первую полнометражную картину. Название ей, кстати, дал Ролан Быков.

Помню, поздно вечером он обычно заходил в монтажную, потом мы с ним выходили в коридор. Он курил и, положив руку мне на плечо (чтобы мэтр не поднимался на носки, я чуть пригибал плечо), давал советы. Однажды, когда из соседней монтажной вышел Михаил Козаков, он сказал:

— Миша, ты знаешь этого парня? Запомни, это Талгат Теменов – будущий великий мастер.

«Волчонок» на фестивале в Италии получил серебро, в Германии – золото. «Советская культура» откликнулась о моем творчестве обширной статьей. И тут из Алма-Аты приходит телеграмма: со мной хочет встретиться первый секретарь ЦК компартии Казахстана Геннадий Колбин. Когда я прилетел в Алма-Ату, мне дали понять: коль поступил во ВГИК по направлению, следовательно, должен работать на «Казахфильме». Вернувшись в Москву, я пошел за советом к Ролану Антоновичу.

— А ты сам как думаешь? – спросил он меня. – «Здесь жить негде, а там есть хоть комната в малосемейном общежитии, в перспективе светит квартира».

— «Что ж, тогда возвращайся, но запомни: успех не прощают, поэтому будь всегда начеку. А, во-вторых, не будь баем».

Эти слова я запомнил на всю жизнь. Когда я приступаю к очередной работе — съёмкам картины или постановке спектакля, всегда боюсь опозориться. Я учился у двух великих – Соловьева и Быкова. Поэтому мне важно держать высокую планку.

P.S. Картина «Маленький принц нашего города» Талгата Теменова была показана на проходящем в эти дни в Южной Корее кинофестивале Busan International Kids&Youth Film Festival.

В этой киноработе режиссёр рассказывает историю случайного знакомства мальчика по имени Бибол и старика-музыканта Касымхана. В 2018 году актёр Толеубек Аралбай (Касымхан) получил приз «Лучшая мужская роль» на кинофестивале стран-членов Шанхайской организации сотрудничества (ШОС). В последующем фильм был удостоен награды в номинации «Лучший детский фильм имени Бадала Рахмана (первый кинорежиссёр из Бангладеш, снявший полнометражный художественный фильм для детей) на XVII МКФ в г. Дакка (Бангладеш). Также картина была представлена в основном конкурсе II Международного кинофестиваля «Евразийский мост» (Ялта) и приняла участие в программе Международного Кинофорума «Золотой Витязь» в Севастополе.